про Терновку

Так начиналась болгарская Терновка


У каждого края свое прошлое, самобытное и неповторимое. История поселка Терновка тесно связана с городом Николаевом, ведь по возрасту они почти ровесники, а по расположению - ближайшие соседи. Есть в ее летописи несколько судьбоносных событий, но, пожалуй, важнейшее произошло ровно 210 лет назад...

Первые колонисты

В начале октября далекого 1802 года колонна из нескольких подвод со стороны Одессы проехала Николаев, переправилась по наплавному мосту через Ингул и двинулась к северу. Это были болгары - 16 семей, всего 85 человек, включая детей. Позади у них остались сотни морских миль, которые они преодолели, покинув Константинополь, где временно укрывались от бесчинствующих банд кырджалиев - разбойничьих многонациональных формирований, державших в страхе всю Османскую империю. Беженцы, многие из которых потеряли кров и родных, уже отчаялись получить защиту со стороны властей и решились отправиться искать приют у братьев по крови и вере. Путники приближались к необычному селу, где стояли 63 опустевших дома, а над ними торжественно возвышались два минарета и большой купол мечети - джамии - соборного храма.

Переселенцы уже знали, что слобода именовалась Терновкой (созвучно с болгарским Търново, но называлась, скорее всего, от латинского терра нова - земля у воды) и что раньше здесь жили их старые соседи - турки, на которых накопилось немало обид. Преимущественно это были плененные под Очаковом, а также несколько перебежчиков, которые, кое-как обустроившись в причерноморском крае, вызвали сюда свои семьи. Прошло почти три года, как они покинули Терновку и перебрались в Крым, в город Карасубазар (нынешний Белогорск). С ними выехал и опекун турецкой колонии, бывший сераскир, главнокомандующий войсками в Валахии Салих-Ага, перешедший по приглашению князя Григория Потемкина на сторону российской армии, а теперь в пожалованном чине бригадира и с новым христианским именем Дмитрий Нани искавший счастье в чужом государстве. Вместе с этим импозантным и весьма образованным, знавшим несколько языков турком в 1792 - 1799 годах председатель Черноморского адмиралтейского правления Николай Мордвинов пытался осуществить смелый проект - создать вблизи Николаева крупную мусульманскую торгово-земледельческую факторию, эдакий своеобразный гостиный двор, где бы останавливались купцы из Турции и других стран. Именно потому на казенные и личные средства Салих-Аги в центре села был построен просторный мусульманский храм, а в плане каждого жилого дома предусмотрена лавка. Неподалеку соорудили хлебный магазин (склад) и ветряную мельницу на каменной основе. Но осуществить грандиозные планы не удалось. Несмотря на выданные ссуды на капитал (поселенцам предоставлялось в среднем по 60 руб., причем аристократам значительно больше - от 350 до 800 руб.), турки оказались неуспешными в торговых делах. Чиновники объясняли этот факт незнанием новоявленными слобожанами русского языка, а также особенностей здешней жизни. Не стали вчерашние солдаты и крепкими земледельцами. Неурожай 1794 года и засушливый климат юга Украины посеяли среди турецких колонистов неуверенность в собственных силах и развеяли их надежды на скорое хозяйственное обустройство. К сказанным неурядицам прибавились и демографические. Мужчины-мусульмане, привыкшие к женскому окружению, столкнулись с ситуацией, когда в общине из 130 человек было всего...19 женщин (высшие чины планировали поселить в Терновке около 600 человек). Это также подтолкнуло колонистов к соединению с более многочисленными общинами соплеменников, проживающих в Крыму.

Следует заметить, что «турецкий» проект был не первым в деятельности адмиралтейства по освоению местности вокруг растущего Николаева. Еще в 1791 году в Терновке для казенных мастеровых построили 3 «жилых связи» - спаренных дома, но поскольку поселение оказалось отдаленным от верфи, то там размещали временных рабочих, добывавших камень в близлежащих оврагах. Известно, что разрабатываемый здесь «ноздреватый» известняк пользовался в городе большим спросом.

Но вернемся к осени 1802-го... Главный судья конторы опекунства иностранных поселенцев Самуил Контениус знал о предыдущих неудачных попытках развития поселка и потому осторожничал в своих прогнозах относительно перспектив болгарской колонии, тем более, что значительная часть «турецких» домов оказалась почти полностью разрушенной или требовала капитального ремонта (и в те времена умели «экономить» на строительстве). К тому же у большинства беженцев не было никаких средств к существованию - им приходилось выдавать «кормовые» деньги на пропитание и покупку одежды, а впереди стояла зима. Однако все эти испытания новички-колонисты выдержали. Весной следующего года на выделенных землях (по 30 десятин на ревизскую душу) благодаря предоставленным льготным кредитам поселенцы засеяли яровые, а в конце лета собрали неплохой урожай пшеницы и ячменя. В это время в Терновку приехало около 100 бывших жителей из населенных пунктов Восточной Фракии. О создающейся колонии вблизи строящегося города узнали болгары, занимающиеся скотоводством и различными промыслами на просторах огромной мусульманской империи. Они прибывали с турецкими паспортами и довольно солидными денежными средствами, поэтому у российской казны не просили никакой помощи, а строили дома, приобретали скот и «мертвый» инвентарь за собственный счет. В 1807 году в колонии уже проживали 584 поселенца.

В междуречье

Буга и Ингула

Ранее безжизненные пейзажи вдоль берегов речки Мокрая Терновка (за исключением густого терновника) стали заметно преображаться: наряду с хлебными посевами вырос большой сад, который в некоторые годы давал общине наибольший доход, а также десятки тысяч кустов виноградной лозы. Но с особой энергией и воодушевлением пришельцы с Балкан взялись за привычное огородничество. В Терновской, Капустиной и Зайковой балках лошади приводили в движение огромные, диаметром до 6 метров водоподъемные машины - «тракала», непрерывно черпающие воду из широких колодцев. По желобам ее сливали в большие бочки на подводах, после чего подвозили на участки, разделенные на грядки - «вады» и «машули». Сладкий перец, по традиции называемый болгарским, капуста, лук и другие овощи появились на рынках Николаева и Херсона. В окрестностях села и на склонах оврагов поселенцы стали выпасать сотни коров и коз, а отары овец в здешней степи были не меньшими, чем в родных Странджанских горах...

Однако не всем терновцам пришлась по душе жизнь в междуречье Буга и Ингула. Память многих колонистов будоражили живописные горы, густые дубовые и буковые леса, мягкий климат Юго-Западного Причерноморья, которые явно контрастировали со здешними равнинными ландшафтами, сухим жарким летом и холодной зимой. Неурожаи 1832-33 гг. подтолкнули к обратному переезду в пределы Турции 53 жителей Терновки. Они рассчитались с государством и общиной, получили проездные документы и возвратились на болгарские земли в села Болгары и Визица, где их стали называть «русийковцами». Много позже, через полстолетия, вследствие обострения земельной проблемы в Добруджу переехала большая семья Стефана Петкова (12 человек) и еще несколько терновских семей. Вблизи села Дропла они основали хутор и назвали его Терновкой в память о жизни в диаспоре. До сих пор потомки реэмигрантов традиционно передают рассказы о том, какое впечатление на соседей производили городская одежда и русская речь бывших жителей николаевской Терновки. Несмотря на случавшиеся волны обратной миграции, абсолютное большинство терновских колонистов крепко связало свою судьбу с новой родиной, давшей им возможность избавиться от вековых угнетателей, создать крепкие домохозяйства, свободно исповедовать православную религию...

В конце 1803 года терновский священник Иоан Юрьев (Йорги), до переселения правивший в Адрианополе, провел службу в церкви Успения Пресвятой Богородицы, устроенной после переделки интерьера в здании бывшей мечети. Сам государь-император пожаловал колонистам 1200 руб. на сооружение иконостаса и приобретение церковной утвари. Во время литургий зазвучал церковнославянский язык, во многом напоминавший родную болгарскую речь (на родине в храмах чаще был слышен греческий). Вместе с протоиереем община приспосабливалась к новым правилам церковной жизни, знакомилась с соседними храмами - болгары приглашали на престольный праздник соседей матвеевцев, а те были рады видеть колонистов в своей церкви на Петра и Павла. Верные старой христианской традиции, терновские паломники вместе с детьми отправлялись в Киев поклониться нетленным мощам святых угодников в лавре. Не забывали прихожане и об Афоне, поэтому просили Одесскую контору опекунства предоставить им паспорта для поездки в далекую Грецию. Из святых мест верующие привозили иконы, которые передавали Успенской церкви, а также книги и свечи. В ходе размежевания земель поселенцы на мирском сходе выделили храму недалеко от реки клин размером 120 десятин, получивший название «Попово», и объявили его неприкосновенным. Эта неприкосновенность просуществовала до...1918-го.

В 1839 году в поселении открылась школа - одна из первых в болгарских колониях, да и во всей округе. Изучать русскую грамоту (часть взрослых поселенцев знала только греческую) родители отправили всего 14 детей, а уже в следующем году к занятиям приступили 142 ученика. Впрочем, наладить работу школы оказалось непросто. Прежде всего нужно было найти опытного учителя, умеющего к тому же понять детей, разговаривающих на болгарском языке. Как показали дальнейшие события, количество учащихся в школе прямо зависело от авторитета наставника. Случалось и такое, что среди отставных военных и канцеляристов, из которых главным образом приходилось выбирать учителей, попадались лица, неравнодушные к рюмке. Но община заимела опыт по найму учителя, и прежде чем заключить с ним договор, устанавливала испытательный срок. Со временем трудности преодолели, в селе открыли наряду с «нижней» еще одну - «верхнюю» школу, а впоследствии девичью и церковно-приходскую. В начале прошлого столетия в Терновке было 6 школ, включая 2 земские.

С основанием болгарской Терновки вблизи Николаева зазвучали балканские песни под звуки кавала, гайды и гадулки, появилось величественное, сплетенное руками танцующее хоро. Переселенцы принесли с собой богатый сакарско-странджанский фольклор, который проявил жизнеспособность и частично сохранился до наших дней. Выходцы из разных населенных пунктов соединили своеобразные оттенки и сюжеты и создали общий репертуар, в котором ощущалась творческая энергия многих поколений. Песни пели в будни и на праздники, во время молотьбы и хороводов, на трапезах и посиделках. Большая часть из них дошла до нас благодаря стараниям известного этнографа-болгариста, выходца из Терновки Сергея Цветко, который записывал их в начале 20-х годов прошлого столетия. Но как трогательно услышать в наши дни песенные реликты в исполнении долгожителя Марии Федоровны Янко, которая родилась в 1913 году и хорошо помнит душевный настрой, с которым пелись старинные болгарские баллады. Первые поколения поселенцев с трепетом относились к обрядовому наследию. Мартеници, пеперуда, бабин ден, престопулки и многие другие обычаи поддерживали культурный силуэт общины и придавали ей этническую устойчивость. Богатой драматургией и сакральной символикой была наполнена болгарская свадьба, где каждый этап и эпизод сопровождался соответствующими песнями и обрядодействиями.

Стремясь сохранить свою самобытность, болгарские переселенцы упорно не позволяли чиновникам менять свои прозвания-фамилии на русский манер с добавлением -ов и -ев. И по сей день большинство из них сохранились в неизменных формах: Бакларь, Бано, Брятко, Бузник, Волчо, Ганчо, Гено, Дымо, Жело, Киро, Коч, Мавродий, Минчо, Недельчо, Новак, Парнак, Петко, Райчо, Скарлат, Стамат, Станко, Станчо, Христо, Черно, Цвятко, Яни и другие. Ну, а почти две сотни терновских уличных имен, служащих дополнительными идентификаторами, болгарские и отечественные лингвисты считают действительным диаспорным феноменом. Оберегая свое культурное тело и родное слово, болгарские колонисты одновременно вступали в энергичный и плодотворный диалог с русскоязычным Николаевом и украиноязычными окружающими селами, волей-неволей обогащали заимствованиями быт и культуру, придавая им неповторимый колорит. Таковы начальные страницы в истории Терновки. Впереди ее ждали еще многие события...

Владимир ГАМЗА,

доцент Николаевского

национального

университета

им. В. А. Сухомлинского.

Где-то я это уже читала...

В газете Южная правда на прошлой неделе!

Помогите скачать или найти в электронном виде эту книгу

http://www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=33111

А чего сложного? Дядя Боря Ельцин всем дает читать ее свободно по той же ссылке.Только Silverlight скачать-и смотри себе!

Да читать с сайта я ее могу, но у меня не получается скачать ее!
Как ее унести на работу где нет инета и там проштудировать вдоль и поперек?
помогите ее скачать.

Нужна функция браузера, которая делает снимки страницы или части экрана. И по одной странице копировать.Потом перевести JPG в PDF и сшить в книгу. По другому, по моему, никак.

на всяк. случай напомню о клавише Print Screen

PS сочетание ALT + prt scr делает скрин именно активного окна

Это понятно, шурави. Попробуйте это сделать на этих ресурсах. Не со всеми прокатывает.

Еще вопросик по этой книге, кто то ее просматривал, есть чего в ней по Николаеву?

Я прочитал. О самом Николаеве довольно мало - небольшое описание Спасска, т.к. автор ночевал там в отреставрированном дворце Потемкина. Он там больше распространяется об Ольвии и о с.Парутино.

Да, не густо о нашем городе.Зато хорошо! А вот Херсон Иван Матвеевич Муравьев-Апостол обидел.

шумел камыш, деревья гнулись... что же Иван Матвеич так нелестно о нашем соседе...

Спасибо за выложенные странички!

нашел новую работу Сорочана про николаевскую улицу им Сталь

Улица Людмилы Сталь


Как правило, улицы носят имена людей или событий, известных почти каждому или многим. И если это не так, через 30 - 40 лет, люди не знают, кем был человек или что за событие, в честь которого названы. Среди «женских» улиц Николаева есть небольшая улица Людмилы Сталь в жилмассиве Старый Водопой. Чем же прославилась эта женщина, что она сделала важное для города?

Сталь Людмила Николаевна (Заславская Лея Фроимовна) родилась 2 марта 1872 г. в многодетной еврейской семье екатеринославского владельца чугунолитейного предприятия, получила хорошее образование, знала языки. Гимназисткой увлеклась романом Чернышевского «Что делать?». В 1887 г. сестры Заславские (София, Любовь и Людмила) организовали в городе кружок самообразования интеллигентной молодежи, который с

1889 г. перешел на позиции марксизма. «У нас, - вспоминала Л. Сталь, - собиралась молодежь, велись революционные споры. С появлением марксистской литературы мы раздавали ее среди молодежи и рабочих». За революционную работу исключена из гимназии. Окончила фельдшерские курсы, ушла из семьи и стала профессиональной революционеркой.

В 1897 г. вступила в Московскую организацию РСДРП, распространяла литературу в Москве, Твери, Нижнем Новгороде. В 1899 г. выехала за границу. При возвращении арестована с транспортом «Искры» и после года заключения выслана в Иркутскую губернию на три года. Через три месяца бежала и работала как «Елена» в Петербургском комитете «искровцев». В 1903 г. арестована как Дворянкина и в январе 1905 г. выслана в Вологодскую губернию, по дороге бежала в Одессу. В Энциклопедическом словаре «Николаевцы»

(1999 г.) о Сталь Л. Н. читаем: «В марте 1905 г. направлена в Николаев под псевдонимом «Заславская Раиса Павловна». Л. Сталь восстановила комитет РСДРП и возглавила его. Революционная работа для нее в Николаеве закончилась арестом и высылкой из города». По другим источникам в Николаев приехала под кличкой Мария Ивановна, в течение четырех месяцев восстанавливала большевистские организации города, организовала типографию, арестована и выслана в Курск.

В ноябре 1905 г. Сталь впервые встретилась с Лениным. Арестована в 1906 г. в Петербурге, через 7 месяцев освобождена под залог и выехала в Екатеринослав; участвовала в выпусках газет и снова арестована. В 1907 г. освобождена, выехала за границу и жила во Франции, Англии, Швеции до 1917 г.; работала в секции РСДРП(б) Французской соцпартии и по организации «Комитета помощи каторге и ссылке». В 1912 - 14 гг. работала в газете «Правда», в журнале «Работница», часто встречалась с Лениным, выполняла его поручения. Л. Н. Сталь была в числе тех женщин, которые постоянно окружали Ленина. Высшее образование получить ей не удалось.

После февраля 1917 г.

Л. Сталь агитатор Петербургского комитета РСДРП(б), участвует в работе 7-й (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б). В повести Эм. Казакевича «Синяя тетрадь» (1961 г.) упоминается редактирование Л. Сталь газеты «Петроградское дело». С осени 1918 г. Л. Н. Сталь на партийной работе в Вятской губернии, редактирует газету «Известия Вятского губисполкома», а с июня 1919 г. - газету «Деревенский коммунист», возобновляет издание газеты «Вятская правда». «На страницах этих газет, по советским справочникам, Л. Н. Сталь в доступной форме разъясняла трудящимся губернии задачи партии, призывала их к активной работе, положила начало систематической работе среди женщин. Возглавив губернское бюро работниц и женский отдел губкома, она вовлекла работниц и крестьянок в ряды активных строителей социализма. При ее участии в Вятке и губернии начали создаваться детские ясли, сады, площадки и детские консультации. Прекрасный оратор, энергичная, прямая и решительная Сталь умела организовать и вести за собой людей и много сделала для улучшения партийно-политической работы в губернии».

С 1920 г. Л. Н. Сталь завотделом работниц Кавказского бюро РКП(б), член Международного женского секретариата Исполкома Коминтерна

(1921 - 23), сотрудник отдела работниц ЦК РКП(б), руководит отделом массовой литературы для женщин в Госиздате. В 1926 г. опубликованы воспоминания Л. Сталь «Год за тюремной решеткой», где есть строки о тюремной кухне: «Не успела я осмотреться, как принесли ужин - ломоть ржаного хлеба и белоснежные блины с клюквенным вареньем». Она - член общества политкаторжан. С 1928 г. на научной работе в Музее революции СССР. Во многих письмах Ленина к Коллонтай, Шкловскому, Карпинскому есть его слова, обращенные к «Людмиле», «Люде». Скончалась

Л. Н. Сталь 23 апреля 1939 г. и похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.

Труды И. Арманд, Н. Крупской, А. Коллонтай, Л. Сталь стали основой начала периода «экспериментирования» советской власти с идеей женской эмансипации, формируя портрет женщины нового типа: «внешне независимой и внутренне свободной». Ряд декретов провозгласил юридическую свободу женщин в сфере семейных отношений: свободу развода, замену церковного брака гражданской регистрацией. В ноябре 1918 г. в партии создали комиссии для работы среди женщин. «Женское эмансипационное движение является «звеном истории нашей революции», - писала революционерка О. К. Буланова. Шло к тому, как у Чернышевского, который ошарашил свою невесту словами, что в браке предоставит ей абсолютную свободу, добавив: «Я в вашей власти, делайте, что хотите». С 1929 г. меняется политический курс: ликвидируются женотделы, проведение принципов коммунистического быта в жизнь откладывается, формируется «советский патриархат». Сексуальная революция, начавшаяся в 1917 году, закончилась к 1937 году.

Л. Н. Сталь упоминается в ПСС Ленина, в книгах: «Славные большевички», «У истоков партии». Ее помнят в Уфе, где она в 1918 г. как Заславская редактировала газету «Вперед». В Вятке на доме, в котором в 1918 - 1920 гг. жила и работала, в 1972 г. установлена мемориальная доска с ее барельефным портретом. Легенда гласит: Иосиф Джугашвили взял псевдоним «Сталин» в память о любви к революционерке

Л. Сталь.

Писатель В. Успенский в романе «Тайный советник вождя» (1990 г.) отмечает, что в период 1910 - 1912 годов между

Л. Сталь и И. Джугашвили возникла большая дружба, перешедшая в очень близкие отношения. В результате Иосиф выбрал себе партийный псевдоним «Сталин». В дальнейшем их дружба сохранялась, и когда Л. Сталь умерла, Иосиф проводил еe в последний путь. «О ее мужестве и находчивости легенды ходили среди большевиков. Иосиф Сталин с восхищением и гордостью рассказывал о ней, о том, как они познакомились и многократно встречались до того дня, когда она после революции пятого года надолго уехала за границу. Были они настолько близки, что ей Сталин доверял то, чего не доверял никому: первое прочтение и правку своих работ. Он говорил, что Людмила Николаевна помогла ему понять звучность и силу великого русского языка. Сталь - та самая женщина, с которой Сталин инкогнито бывал в Малом театре, смотрел во МХАТе «Дни Турбиных». Л. Н. Сталь была награждена орденом Ленина. Такой высокой чести удостаивались тогда немногие. И вот - гроб в темной комнате, глухая ночь… Сталин поцеловал Людмилу Николаевну в лоб и вышел». Позже Л. Каганович вспоминал: «Может быть, был роман и со Сталь...- Роман был, якобы, в период первой русской революции. А потом возобновился между Февральской и Октябрьской революциями».

В том же романе читаем: «И. Эренбург во время Второй мировой войны был связующим звеном между Сталиным и всемирной сионистской организацией по вопросу борьбы с фашистской Германией. После Октября вернулась в Россию, где Сталин и Л. Н. Сталь, работая в аппарате ЦК встретились вновь. В это время Л. Н. Сталь и познакомила И. Эренбурга и И. Сталина». Автор книги «Молодой Сталин» (2007 г.), английский историк Монтефиори предполагает, что Л. Сталь надоумила И. Джугашвили взять себе псевдоним Сталин и ссылается на новые документы, обнаруженные им в Госархиве Грузии. Интересно, что в личном сейфе Свердлова, ключи от которого были утеряны и который простоял в запертом виде на складе в Кремле с лета 1918 по август 1935 г., среди золотых монет и изделий с драгкамнями, семи чистых бланков паспортов царского образца и семи заполненных паспортов нашли и германский паспорт на имя Елены Сталь. О чем Г. Ягода доложил Сталину.

Л. Д. Троцкий в книге «Сталин» писал: «Раньше других, точнее и ярче, определила происшедшую перемену Людмила Сталь: «Все товарищи до приезда Ленина бродили в темноте, - говорила она 14 апреля 1917 г., в самый острый момент партийного кризиса. - Видя самостоятельное творчество народа, мы не могли его учесть... Наши товарищи смогли только ограничиться подготовкой к Учредительному собранию парламентским способом и совершенно не учли возможности идти дальше. Приняв лозунги Ленина, мы сделаем то, что нам подсказывает сама жизнь». Воспоминания о Л. Н. Сталь, отдыхавшей в 1933 г. в Форосе (Крым) в окружении болгарских коммунисток - сестер Благоевых (в Николаеве есть улица Благоева Д.), оставила писательница Л. Богуцкая. Имя Сталь отражено в истории Днепропетровска, в городе есть переулок ее имени. Для детей о ней издана книжка Морозовой В. А. «Мост вздохов»

(1972 г.). В романе «Тиран Сталин» (1972 г.) современный писатель Б. Сотников пишет о близкой связи Л. Сталь с Троцким.

В Николаеве таблички с названием «Улица Людмилы Сталь» (правильнее - Сталь Людмилы) только на первых двух домах, а на остальных: две - «Димитрова» или вообще ничего. И мемориальная доска в честь Г. М. Димитрова на первом доме улицы Сталь, хотя от даты переименования прошло почти 30 лет. А улица Димитрова сейчас в Терновке.

Анатолий СОРОЧАН, краевед.

Про первый автомобиль в Николаеве в сегодняшней Южной правде
Коментарии будут???


Царская забава


День автомобилиста нынче стал всенародным праздником. Машины сегодня «весь мир заполонили», как поется в песне. Историки считают первой машиной «паровую телегу» Никола-Жозефа Кюньо из Франции. Планировал ее создать как тягловую силу военным для перевозки арторудий, снарядов. Необычный транспорт впер вые появился в мастерской парижского арсенала в 1769 г. Весил тонну, столько же приходилось на топливо и воду. С трудом им управляли два человека. Скорость с грузом равнялась пешеходной - около 4 км/час. Новая усовершенствованная машина также появилась во Франции в XIX в., но «самодвижущая повозка» 1885 г. уже имела патент.

Не остался в стороне от цивилизации и Николаев. Барон Рено 1 октября 1909 г. въехал на автомобиле в город, и это вызвало целые дебаты среди местного населения. Суровый градоначальник контр-адмирал К. М. Тикоцкий открыто заявил, что езда на автомобиле опасна и на землях морского ведомства не будет допущена. Но прогресс не остановить, и уже от гостиницы Барбе для ознакомления с состоянием дорог автомобильные магнаты уехали в разведку по маршруту Николаев - Херсон - Каховка - Евпатория - Ялта. Необычные передвижения для того времени отслеживали журналисты местных газет «Николаевская газета» и «Трудовая копейка».

В сентябре 1912 года, ровно сто лет назад, здесь проходил Крымский пробег на призы Императорского Российского автообщества. Ехали из Одессы с остановками в Николаеве, Херсоне, Каховке, Симферополе, Севастополе и обратно. Фурор на горожан произвел приезд в Николаев великого князя Сергея Михайловича. Позавтракав в салон-вагоне, представитель царского дома «имел беседу со свитой». Затем сел в автомобиль и, лично им управляя, «отбыл в Очаков». Уже в те годы в нашем городе был прокат автомобилей по часам и в дальние поездки - Одессу, Херсон и другие города. Владелец «Московского гаража» «учил управлять автомобилем и давал рекомендации шоферам на месте».

К 1918 г. на углу Пушкинской и Потемкинской обустроили ремонтную станцию и мастерскую.

Ездили в те годы «без безобразий»: «при встрече с конным экипажем скорость уменьшали до минимума, «чтобы не пугать лошадей». И смещались до самого края дороги. Это все оговаривалось специальным постановлением движения по грунтовым дорогам Херсонской губернии, куда входили и наши земли.

С. БОЙЧУК.

Николаевский кондуктор, странное дело, не упомянута автогонка Николаев-Одесса 1907 года, о которой писала та же Южная Правда.

Светлана Бойчук видимо не со всеми документами ознакомилась.

Не бейте меня сильно, но опять Гаврилиада.
Ну не удержался, ну задел он историю нашего города.....
Сразу что заметил что Сумарокова он назвал не Павлом, а Панкратием, что уже говорить про все остальное? Ну все же читаем:

Николаев глазами стороннего человека


«…Если бы меня попросили описать город Николаев несколькими словами, это выглядело бы так: простой, красивый, достопримечательный и недоверчивый...

1. Простой.
До Николаева ещё не докатилась волна замороченности городской жизни, волна, которая уже накрыла такие населённые пункты, как Москва, Киев или Харьков. В Николаеве рекламный маркетинг не диктует, как надо жить своим жителям. В Николаеве люди питаются по старинке, готовя на кухнях, не отдавая свои желудки на растерзание пиццериям, суши-барам и всяким пончиковым...

2. Красивый.
В Николаеве не спешат сносить старые здания и строить на их месте новые или «одевать» архитектурные памятники в стекло и зеркала. Правда и реставрировать старые здания в Николаеве не спешат. Поэтому архитектурная красота города - это красота пожилого человека, у которого за спиной большая героическая легендарная жизнь.


3. Достопримечательный.
Очень нравится, что по всему городу расставлены большие жёлтые таблички у каждого сквера, парка или аллеи. Из-за этого создаётся устойчивое впечатление, что город Николаев состоит весь целиком из достопримечательностей.

4. Недоверчивый.
Это впечатление сложилось после наблюдения за жителями Николаева. По каким-то странным и непонятным для меня причинам николаевцы совершенно не доверяют друг другу. Каждый человек в городе наэлектролизован недоверием настолько, что при соприкосновении разлетаются искры. Особенно часто это явление можно наблюдать в маршрутном такси.

( 482ua.com Город Николаев глазами туриста. 23.06.2012)

Этот безобидный текст о нашем городе написали трое жителей Москвы, которые побывали в Николаеве летом этого года. Путешественники снабдили свои комментарии фоторепортажем из 36 снимков, затем выложили все на страницу туристического портала.

олодые люди побродили с фотоаппаратом по городу и оставили потомкам непредвзятый взгляд стороннего человека о том, что представлял собою Николаев летом 2012 года. Судя по фотографиям, они пробыли здесь не слишком долго. Выкроили пару часов между автобусами и дальше Советской никуда не поехали.

Тем не менее, за это время они успели составить о нашем городе общее впечатление, которое будет сублимировано у посетителей сайта в следующих тегах: «незамороченность», «питаться по старинке», «архитектурная красота – красота пожилого человека», «достопримечательности – желтые таблички у скверов, парков и аллей», «героическое и легендарное прошлое», «недоверчивые николаевцы».

А вот еще один взгляд непредвзятого человека, побывавшего в нашем городе проездом через два месяца после россиян. Это киевлянка, которая оставила комментарий к фоторепортажу москвичей. Звучит дословно так:

«Город скучный, люди, в основном, высокомерные хамы. Хамят все, от водителей, которые тебя на «зебре» не пропустят, до продавцов, которые к тебе не подойдут, пока на них не наорешь… Мне с подругой пришлось целых 20 минут (!) спрашивать у прохожих, как пройти к зоопарку. В ответ все ухмылялись, а один урод послал нас в горисполком, дескать, там и есть тот «самый знаменитый зоопарк»… Зоопарк в Николаеве, действительно, замечательный… Звери в клетках симпатичнее людей на свободе…». (Орфография и пунктуация исправлены автором).

Если порыться в сети, то можно найти еще пару тысяч «непредвзятых» впечатлений людей, побывавших здесь проездом. Уверен, что позитивных, негативных и нейтральных будет примерно равное количество. Собственно говоря, какая разница, кто и как о нас думает? Пусть в своих столицах следят за мусором и хамством. Мы, николаевцы, прекрасно знаем, что наш город совсем не такой. У нас мусор и хамство особенные… родные!

Однако социопсихологии говорят о том, что если самооценка городской общины долгое время не совпадает с оценкой внешнего мира, то это может привести к серьезным негативным последствиям: росту преступности, социальным конфликтам, увеличению миграции коренного населения и даже к распаду социума.

То есть, если у отдельного человека дисгармония внутренней и внешней оценки порождают устойчивую шизофрению и, как результат, изоляцию в психушке, то у общины – неминуемую гибель.

Никто не отменял статистику. Сегодня на Земле более 600 мертвых (еще недавно многолюдных) и 1500 умирающих городов. Многие городские общины, по словам знаменитого демографа Леонида Дарского, распались не по экономическим причинам или в результате природных катастроф, а по причине «… общей непривлекательности собственной среды обитания со стороны других сообществ».



Как внешний мир оценивал город Николаев в течение его двухвековой истории? Какова психологическая прочность городской общины? Какой процент коренных николаевцев будет жить в городе через три-четыре поколения? На эти вопросы, с известной долей погрешности, может ответить молодая наука – социоурбанистика, которая исследует закономерности возникновения, развития и гибели городских сообществ людей.



Репутация города во времени и пространстве



Известный николаевский историк Юрий Крючков написал целую статью, посвященную мемуарам людей, оставивших свои отзывы о состоянии экономики, архитектуры, ремеслах и культуры нашего города. Она так и называется «Старый Николаев глазами очевидцев».



Это воспоминания доктора Эрнста Дримпельмана, вице-адмирала Николая Мордвинова, литератора Панкратия Сумарокова, известного беллетриста и путешественника Владимира Измайлова, поэта, драматурга и князя Ивана Долгорукого, военного историка Михайловского-Данилевского, поэта Василия Жуковского, критика Виссариона Белинского, контр-адмирала Михаила Кумани и других знаковых личностей прошлого.

Для Юрия Крючкова мемуары этих людей – важный исторический источник, позволяющий наполнить сухую хронологию городского прошлого эмоциями конкретных действующих лиц.

Для ответов же на вопросы исторической социоурбанистики высказывания «знаковых лиц» категорически не подходят. Это одно и то же, если бы мы сегодня определяли внешнюю оценку городской общины, опираясь на публичные высказывания губернаторов сопредельных областей, министров, посещающих Николаев, или депутатов Верховной Рады.

Здесь нужен другой социологический срез, отражающий «частное» мнение иногородних граждан и иностранцев, побывавших в нашем городе. Именно это позволяет выявить стороннюю «репутацию» Николаева в ХIХ – ХХI веках.

Автору этих строк удалось за длительное время собрать более двухсот источников, позволяющих отследить развитие и становление внешней оценки николаевской городской общины в Российской империи и СССР. Это архивные материалы, частная переписка, опубликованные и закрытые источники, диктофонные записи и иллюстрации.

Итак, репутация николаевской городской общины во времени и пространстве.

Из окна дорожной кибитки
«… На заставе мы предъявили свою подорожную и двинулись далее по совершенно глухой степи, изрезанной местами глухими оврагами. Внезапно перед нами с высоты открылся удивительный вид, напоминавший бухту Ливорно. Вытянутое пространство устья впадающей реки, образует здесь такой же залив, как наша река Арно, а вторая река напоминает наш канал и образует такой же полуостров, на каком и находится собственно город Николаев с корабельной верфью и портом… На этом, mia sorella, все сходство с нашей родиной заканчивается… Город застроен очень не экономно. Чтобы пересечь его пешком, необходимо потратить половину светового дня… Улицы здесь неоправданно широки, а строения низкие и разбросаны на значительное расстояние друг от друга. Военные лагеря на севере Тосканы устроены по такому же образцу. Везде мелкая пыль и полное отсутствие какой-то тени…».


Это письмо итальянского архитектора Бартоломео Леонтанели своей сестре в Ливорно от 22 августа 1835 года. Письмо очень длинное. Итальянец совершает по заданию Морского министерства поездку из Санкт-Петербурга в Севастополь. У него извилистый маршрут. Из окна дорожной кибитки он наблюдает архитектуру русских городов и сравнивает их с итальянскими. Таганрог похож на Тоскану, Елисаветград – на Кортина-д’Ампеццо, Александрия, как две капли воды – на Гроссето, Одесса - на Флоренцию, Херсон – на Аосту, а Николаев – на Ливорно.

А вот небольшое объявление в старейшей итальянской газете «Gazzetta di Venezia» от 14 ноября 1837 года: «Галерея Силардо выставляет 14 акварелей, 2 гравюры и 2 картины в масле от Луиджи Премацци . Художнику выдано разрешение работать в окрестностях новой русской военной верфи в Николаеве… Изображения кораблей и военных смотров могут украсить интерьеры офицерских клубов, а пейзажи скупой природы подойдут для волонтерских школ…».

Луиджи Премацци – будущий член Российской императорской академии художеств прибыл в Николаев совсем молодым человеком. Здесь ему было позволено поработать на пленэре. Однако городские обыватели не купили картины у итальянца. Художник отправил их своему галерейщику в Венецию. Изображения строящихся кораблей, виды военной верфи и плац-парадные смотры дали наглядное представление венецианцам, что такое наш город во второй половине 30-х годов ХIХ века.

К этому ряду «иностранных впечатлений» можно добавить еще одно письмо, опубликованное в альманахе «Открытая Россия», № 1 за 2011 год. Падуанский негоциант Марко Варен сообщает своему партнеру следующую новость: «Моя поездка в Николаев, любезный Бельи, окончилось полной неудачей. Приняли меня холодно и заявили, что подряды на поставку нашего товара для русского флота распределяются только в Санкт-Петербурге при специальном ведомстве Морского министра… Меж тем, Нестор Сиракидис – наш конкурент в Адриатике, за небольшую мзду успел получить большой контракт на перец, мускат и карий на целых два года. Я немного опоздал с приездом…». Письмо отправлено 14 февраля 1836 года.

Если эту частную переписку, которая датируется одним периодом, разместить на каком-нибудь сегодняшнем компьютерном сайте, то теги будут следующие: «пыльный военный лагерь», «разбросанные строения», «отсутствие тени», «плац-парады», «верфь», «военные корабли», «мздоимство чиновников». В эпоху адмирала Лазарева это та информационная основа, которая сформировала оценку нашего города у итальянцев. Аналогично с англичанами, французами и т.д.

В условиях эпистолярной коммуникации складывание репутации городской общины для окружающего мира занимало длительное время. За первые 80 лет существования Николаев заработал несколько устойчивых ассоциативных стереотипов: «военный гарнизон», «закрытый город», «казнокрадство», «государственные подряды», «военная верфь», «отсутствие культурного досуга»… Можно перечислить еще, но это уже будут маркеры второго порядка.

10 апреля 1862 года вышел указ правительства об открытии Николаевского коммерческого порта для захода иностранных судов, а города - для приезда и жизни иностранцев. С этого момента началась трансформация внешней оценки города сторонними людьми.

Из окна пассажирского вагона

Изменение стереотипных представлений о нашем городе происходило не вдруг и не сразу. Николаеву понадобилось два десятка лет, чтобы избавиться от привычных ярлыков. Тотальная зависимость городской экономики от имперского бюджета ушла в прошлое. Люди тяжело привыкали к свободной коммерческой реальности. Об этом свидетельствует целый пласт новых источников – деловая переписка 10 иностранных консульств со своими корреспондентами, которая опубликована в недавнем двухтомнике «Территориальная дипломатия Европы».

Вот как, характеризует николаевских хлеботорговцев греческий консул Георгий Зигомала в своем ежемесячном отчете: «… Договориться о совместном мощении припортовых улиц с местными оптовиками не удалось. Откликнулись только три человека: Никонов, Борисенко и Хвост. Все остальные полагают, что вольную торговлю скоро власти прикроют, а капиталы уйдут в песок и гранит напрасно… Новый купец из вчерашних крепостных нерешителен, медленно запрягает и еще медленнее ездит…».

А вот, что называется, вид Николаева из окна пассажирского вагона. Германский консул Геллер в письме к сыну дает такую картинку: «…С северо-востока Николаев открывается пригородными хуторами постепенно. Жители выходят встречать проходящие поезда и, сняв шапки, низко кланяются каждому вагону, женщины крестятся и стараются закрыть глаза маленьким детям. Одеты все чисто и просто… Сразу после хуторов возникают добротные дома городских обывателей. Разжиревшие на хлебе перекупщики пристраивают к своим неказистым строениям господские флигели и мансарды… Хороших домов на окраине еще мало, зато центр уже застроен хорошо…».

Заслуживает внимание свидетельство другого германского вице-консула Франца Фришена, который сменил Геллера в должности и проработал в Николаеве целых 37 лет. Его письмо похоже на агентурное донесение накануне войны: «… Судостроительная верфь русского общества способна единовременно мобилизовать более двух тысяч работников самой высокой квалификации различных специальностей. Литейщики, кузнецы и механики не уступают в мастерстве корабельным мастерам Гамбурга и Кельна…». И далее: «…Станочный парк общества непрерывно обновляется, параллельно идет закладка двух наклонных стапелей…».

Из сообщения понятно, что Фришен не только вице-консул, но и военный разведчик. Однако, это отдельная тема.

Появление телефона и телеграфа способствовало оперативному изменению оценки Николаева в глазах внешнего мира. Город в ХХ веке воспринимался динамично растущим мегаполисом, с развитой промышленностью, диверсифицированным бизнесом и торговлей, ориентированной на экспорт.

Ассоциативными стереотипами внешнего восприятия стали понятия: «разбогатевшие хлеботорговцы», «взрывное развитие промышленности», «рост населения», «квалифицированные рабочие», «передовое судостроение», «разнообразная городская инфраструктура культуры и досуга».

Войны и революции, закончившиеся приходом к власти большевиков, лишили иностранных граждан возможности посещать Николаев. Город вновь стал закрытым для мира. Прямые горизонтальные связи между людьми прервались.

Несколько небольших статей «иностранных очевидцев» в эмигрантской газете Павла Милюкова, которые рассказывают о николаевских комсомолках-проститутках в 30-е годы ХХ века, нельзя брать в расчет, так как эти материалы политически заангажированы и не отражают массовую оценку внешнего мира.

В целом, за годы советской власти репутация города сложилась на таких ключевых понятиях: «крупнейший судостроительный центр СССР», «монохозяйственный город», «закрытый объект с повышенной секретностью», «военное судостроение», «авианосцы», «государственные заказы» и др.



***
Последние 20 лет истории Николаева кардинально изменили оценку внешнего мира. Городская община внутренне не готова отказаться от привычных комфортных стереотипов: «город корабелов», «передовой центр судостроительных технологий» и т.д. Однако реальность другая.

Мы теперь открыты всему миру, но… Николаев уже не город корабелов. Конструкторы, судосборщики, трубогибщики, механики и другие специалисты в массовом порядке уезжают работать за границу на «живые» верфи. Обанкрочены почти все предприятия местной промышленности, рабочих мест не хватает, потому вчерашние инженеры-судостроители, забросив свои дипломы, торгуют розничным товаром на городских рынках.

Город переживает трудные времена, как в материальном, так и в психологическом плане. Мы не желаем принять очевидное и стать спокойной украинской провинцией, мы по-прежнему хотим строить авианосцы, крейсера и корветы, мечтаем о предсказуемом завтрашнем дне в режиме масштабных государственных заказов. Николаев остался имперским городом, и его амбиции не сопрягаются с возможностями маленького государства Украина.

Время от времени, городская община пытается гармонизировать внутреннюю самооценку с оценкой внешней среды. 3 апреля 2008 года городской голова Владимир Чайка поехал в Москву поучаствовать в конкурсе «Лучший город СНГ» и… привез оттуда диплом в номинации за эффективную реализацию программы социального и экономического развития. Затем он еще несколько раз ездил на подобные конкурсы в другие города и привозил оттуда психотропные таблетки – дипломы для горожан. Однако девальвированные награды – плохое лекарство для общины.

Настоящая репутация Николаева в глазах окружающего мира – это мнение людей в плоскости множества личностных горизонтальных связей. В интернетную эпоху они легко тестируются всеми, кто имеет доступ к сети.

Включаем компьютер, набираем всемирный интеллект «Google» и задаем поиск: «Город Николаев, основные теги». На мониторе сразу выскакивает: ЗВЕРСКОЕ УБИЙСТВО ОКСАНЫ МАКАР.

Пробовал - не выдает он Макар...